Как много честолюбия поставил Мартин Иден на Любовь! В любви к Руфи была заключена вся его жизнь! Подобно тому, как вся жизнь Кощея Бессмертного покоилась в игле, вся жизнь Идена была заключена в устремлении к прекрасной Руфи. Словно азартный игрок, он всё поставил на эту карту. Остальное было только средством для достижения мечты. Необходимо было, во что бы то ни стало, преодолеть интеллектуальную и духовную пропасть между ним и Руфью.
Не будь Мартин Иден ницшеанцем, верящим во всепобеждающую силу талантливых одиночек, он, может быть, и не взялся бы за такую «сверхчеловеческую» задачу. Надо понимать, что задача, поставленная перед собой Мартином, была выполнена только благодаря его феноменальным физическим и умственным способностям. Любой другой человек, если бы и не потерпел в его ситуации фиаско, пришёл бы к цели на много лет позднее. С другой стороны, как знать, может быть, именно эта лихорадочная, беспрецедентная работа его, в конце концов, и сгубила. Ему надо было просто дотянуться до Руфи, встать на один с ней уровень, но он, увлечённый величием задачи, превзошёл не только самого себя, но и планку, которую нужно было преодолеть. Это и привело его, впоследствии, к внутреннему кризису и катастрофе.
Мир есть наша воля и наше представление, тонущие в зеркалах воли и представления остального мира. Можно сказать, Мартина сгубили «ножницы» между его представлением о себе и представлением о нём окружающего мира. Он, так долго боровшийся за признание, столько сил положивший на достижение этого признания, не смог вынести… форму, в которую это запоздалое признание было облечено. Но, по большому счёту, что оскорбительного в том, что мир устроен так, а не иначе? Ты никто, покуда ты неизвестен, и ты – всё, когда ты знаменит. Хотя неизвестный человек и знаменитый – одно и то же лицо. Так стоит ли пенять людям на то, что они видят в тебе ничтожество, пока ты ещё не заявил о себе в полный голос? Все великие люди изначально чувствуют свою силу. Но окружающие им зачастую не верят. Особенно если они, окружающие, «не видят» человека на этом поприще. И не мудрено: только редкие счастливцы обретают себя, скажем, на ниве писательства, хотя писать пробуют практически все люди. Неофиты-нувориши, дерзающие судить других, должны быть готовы к тому, что тоже могут оказаться судимыми. Несправедливо судимыми.
Я уверен, что Мартин Иден сумел бы вынести все эти нападки стоически. Его подкосила чрезмерная вера в любовь. Само чувство к Руфи носило, можно сказать, религиозный характер. И жизнь сбросила богиню с пьедестала. Это в одночасье обессмыслило всю жизнь Мартина. Надо отметить, что подобные случаи в жизни нередки, они, можно даже сказать, банальны. Но люди всё так же продолжают грезить, витать в облаках, чтобы однажды с ужасом убедиться в несоответствии нарисованного в воображении идеала суровой действительности. Руфь, в сущности, ни в чём не виновата: не может же человек быть виноватым в том, что кто-то увидел его не таким, каков он есть! Но люди, как правило, не чувствуют этой гибельной перспективы самообмана, «обречённости» романтических представлений о любимых. Наоборот, они, как выразился Макс Волошин, хотят, чтобы их обманули – и чтобы они сами поверили в этот обман. «Тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман», – «вторит» Волошину Пушкин.
Но тому, кого «обманули» нечаянно, кто сам невольно обманулся, от этого не легче. В душе у человека, лишившегося веры, начинает зиять пустота, которую нечем заполнить. Потому как вера заполняла душу до донышка.
Пока я не прочёл биографию Джека Лондона «Моряк в седле», мне было решительно непонятно, отчего Мартин Иден кончает жизнь самоубийством. Опустошённость, утрата веры – всё это, конечно, кризисные моменты в жизни, которые часто приводят человека к злоупотреблению алкоголем. Но чтобы покончить с собой – всё равно как-то в это мне не верилось. Наверняка автор оставил в своей биографии какую-то лакуну, утаил от читателей действительные мотивы своего поступка. Сомнения у меня вызвало то, что сам Лондон спустя десять лет после написания автобиографического романа тоже покончил с собой. Значит, он знал заранее что-то такое, о чём не счёл нужным упомянуть в «Мартине Идене»! Скажем, у Гёте Вертер тоже стреляется, но ведь сам автор не последовал его примеру!
Разгадку я нашёл у Ирвинга Стоуна. Оказывается, несколько раз в году Джека Лондона мучили неконтролируемые приступы уныния, во время которых он порывался покончить с собой! Джек не солгал. Просто ему было неудобно писать об этом. Он наверняка надеялся справиться со своими приступами. Это ведь был человек-Геркулес! Есть такие люди, которые всегда на первых ролях, за что бы они ни брались. Люди-гладиаторы. Люди, одинаково успешно работающие и руками, и головой. Люди, сметающие на своём пути всех и вся. Трудоголики с ясно поставленными целями. Такие люди встречаются не только в романах. Такой была моя мать. Если такие люди любят, их просто невозможно остановить: сила их любви многократно превосходит то, что обычные люди подразумевают под словом «любовь». И «убить» такого человека способно разве что внезапное обессмысливание жизни.
ХХ век ознаменовался просто невероятным количеством самоубийств среди знаменитых писателей. Навскидку: Джек Лондон, Сергей Есенин, Владимир Маяковский, Марина Цветаева, Стефан Цвейг, Юкио Мисима, Эрнест Хемингуэй… Никогда – ни до, ни после – мир не знал такой эпидемии самоуничтожения «инженеров человеческих душ». Раньше гибли Вертеры и Свидригайловы – но их творцы были далеки от того, чтобы поднять на себя руку. О самоубийствах писателей говорили, что они свели счёты с жизнью «в моменты душевной слабости». Я уверен, что такое представление в корне неверно. Дело в том, что все эти люди были отважными жизнелюбами, и в моменты депрессий к смерти их вела всё та же неиссякаемая, неистребимая, нечеловеческая жизненная сила… Особенно хорошо это показано в «Мартине Идене», где бросившийся в море герой отчаянно сопротивляется всплытию на поверхность, заставляя себя погружаться всё глубже и глубже…
Но я, пожалуй, зашёл слишком далеко в своих исследованиях. Роман Джека Лондона «Мартин Иден», как и прежде, вызывает в читателях неистребимую жажду жизни, самоутверждения и самопожертвования. И это – самое ценное. Энергетика мысли и действия, побуждающая нас творить собственную жизнь.
